Ю.А.Рыбаков. Мой век. Ленсовет 21 созыва

Ленсовет. Санкт-Петербургский горсовет. Ленсовет-XXI 35 лет спустя. Политика. История. Философия. Депутаты. Демократия. Либерализм. Ленсовет. Санкт-Петербургский горсовет. Lensovet. St. Petersburg City Council. Lensovet-XXI 35 years later. Politics. History. Philosophy. Lensovet. St. Petersburg City Council.

Юлий Рыбаков
Мой век. Ленсовет

На этих страницах представлены извлечения из книг, подаренных мне авторами,
в которых изложены воспоминания депутатов о работе и значении
Ленсовета 21 созыва, а также ряд исторических справок. — П.Ц.

 

• Депутат Ленсовета
• Чубайс и другие политики в Ленинграде и России
• Конец советскокй власти. Последующие события

 

Об избрании депутатом Ленсовета

Организованная нами коммуна «Ковчег — ХХI век» была и до сих пор остается уникальной самоуправляемой территорией творчества в России. Это стало возможно не только потому, что я, став депутатом, организовал внешнюю, а Сергей Ковальский и Евгений Орлов — внутреннюю оборону. Нам предстояло выдержать семилетнюю осаду властей, бандитов, холода и разрухи. Без духа товарищества, сплотившего всех обитателей «Ковчега», это вряд ли бы удалось ... С женой и маленькой дочерью я жил там же и помню, как, несмотря на то, что нам отключили свет и тепло, в новогоднюю ночь все веселились у костра во дворе, а в дни рождения детей там же играл духовой оркестр ... Мы делились едой и теплой одеждой, строили баррикады, заявляли о выходе из состава Советского Союза, дрались с наемными вышибалами и выстояли. В конечном счете, нам удалось отстоять большую часть дома, теперь там 40 творческих мастерских, а еще Музей нонконформистского искусства, Галерея экспериментального звука, студии известных музыкантов и еще много всего ...

Но до этого еще далеко — пока холодный и полуголодный город на Неве стоит в очередях. Еды все меньше. А вокруг нарастающий вал нетерпения, раздражение и полное неверие коммунистам заслоняют привычный страх даже у обывателей. Появляются мечтания о новой жизни, облик которой нечеток, но заманчив ...

«Темницы рухнут, и свобода вас примет радостно у входа!»

Какая свобода — не знает никто. Наверное, как на Западе? С полными прилавками, роскошными авто и прочим ...

О том, что обломки распадающейся империи погребут нас под собой, что свобода — это риск начать с разбитого корыта, что это личная ответственность, не хочет и не может думать большинство тех, кто ждет свободы как «халявы». Обыватель мечтает — если поменять плохих парней на хороших, «коммунистов» — на «демократов», то и настанет от новых правителей всем счастье ...

Мне ясно, что так не будет, что впереди нас ждут такие тяготы, что те, кто первыми возьмутся за штурвал, вряд ли услышат потом благодарность ...

<...>

В ДС позиция другая — еще на Втором съезде принимается положение:

«ДС считает подобные выборы пародией на народовластие, так как они предназначены лишь для юридического закрепления монополии партократии на власть, и считает для себя не приемлемым как политическая партия участвовать в выборах ... »

Но если тогда Демсоюз допускал и поддерживал участие в выборах по советской системе других демократических кандидатов (что можно было использовать для пропаганды), то позже сильнее стали позиции тех, кто требовал остаться «внесистемной оппозицией». Так считала Валерия Новодворская, ставившая непременным условием нашего участия в формировании новой власти созыв Учредительного собрания. О том, какой легитимный орган его созовет, она не задумывается ...

Я вижу, что без демократов накатанная дорожка «выборов» в Советы будет использована для сохранения режима. «Нарезки ржавой сорван поворот. И снова ночь. И снова все сначала ... »? Значит, надо переходить от лозунгов и общих программ, от упований на стихию — к реальному действию в экстремальной ситуации. Позднее Валерия, искренний и честный, но увлекающийся человек, изменит свою позицию и будет не раз безуспешно пытаться стать депутатом ...

В лагерной записной книжке осталась пометка: «Остров. 20 поколений. Возвращение хозяев ... ». Я задавался тогда вопросом — вот наша зона, допустим, те, кто в ней сидит, это какое-то по счету поколение зеков, родившихся в неволе. Если однажды они проснутся, а начальства и конвоя нет, сбежали, испарились? Если уйти некуда, как обустроили бы свою жизнь эти рабы? Понятно, что сначала пришили бы пару стукачей, а кто-нибудь случайно попал бы под горячую руку. А потом? Я смотрел тогда на окружающих меня зеков и прикидывал: этот — заграбастает ларек, тот останется работягой, ну а те — собьются в стаю и установят свой «порядок», разделят бараки и цеха ... Пожалуй, их беспредел скоро покажется хуже прежнего, ментовского. Тогда работяги затоскуют по регулярной пайке, по жестокому и тотальному, но «порядку» ...

И если вдруг материализуются вертухаи и начальнички, то бухнутся им в ноги забитые урками мужики и возопят: «Отцы родные, владейте нами по справедливости! А этих, которые нам про свободу пели, гоните в шею, а лучше — на вилы ... »

Но что было делать в конце 80-х? Отойти в сторону, умыть руки, — как это сделали в те годы многие диссиденты? Или вложить свои пусть мизерные, но все же силы в изменение веками заданной траектории?

Я ухожу из ДС и соглашаюсь баллотироваться. Меня поддерживает и выдвигает созданное политзеками общество «Мемориал», неформально помогают питерские члены нтс. Я попадаю в список «Демократические выборы — 90», он публикуется в городских газетах, где я числюсь в качестве кандидата и на Российский съезд, и в депутаты Ленсовета. Но, узнав об этом, спохватились чекисты. А тогда кандидатов на съезд, по закону, выдвигали организации, и эти организации должны были обладать определенной численностью. В том институте, который меня выдвигал, численность была недостаточной, поэтому дополнительно была найдена школа в Адмиралтейском районе, где меня поддержал учительский коллектив, в результате необходимое количество голосов было набрано. Но потом в эту школу приехали гэбисты и объяснили директору его ошибку. Он тут же написал признание в том, что на учительском собрании кворума не было, поэтому выдвижение недействительно. Моя регистрация кандидатом в депутаты России была отменена, но у меня еще был мандат для выборов в Ленсовет, по округу на Софийской улице, рядом с моим домом.

В Ленсовет горожане избирают 400 депутатов, поэтому город нарезан на это же число округов. Округа так малы по площади и числу домов, что доступны для живого общения избирателей и соискателей народного мандата. В отличие от всех последующих выборов подавляющее число кандидатов не имеет никаких личных средств для своей кампании. Все делается своими руками: я сам рисую плакаты, вместе с Александром Штаммом мы ходим и расклеиваем их, стоим у автобусных остановок и раздаем напечатанные на шелкографе листовки. А кандидаты от коммунистов печатают «левые» тиражи своих набивших оскомину агиток и пасквилей на демократов. Их ловят за руку, осмелевшая пресса охотно это освещает.

Проходит первый тур городских и всероссийских выборов, явка по стране 89,9 процента, в Питере даже больше, но кандидатов в моем округе много, и никто не набирает больше половины голосов (Ошибка. Явка избирателей весной 1990 года в среднем составляла 65%. В некоторых округах на выборах в Ленсовет явка не достигла 50%, то есть установленного порога легитимности, и в этих округах депутаты не были избраны. В итоге в Ленсовет было избрано не 400, а только 378 депутатов. - П.Ц.). На второй тур остаюсь я и представитель официальных профсоюзов. Партийные и номенклатурные кандидаты в редких случаях на вторых местах, а то и вообще выбывают из списков, как, например, командующий военным округом. Смольный в панике, и тогда там пытаются сорвать выборы. Так называемые «патриоты» и анонимные «жители Ленинграда» распространяют листовки с призывом: «В день выборов — все по домам!» Горожан пытаются убедить в том, что «к власти рвутся кооператоры», что «вся деятельность ЛНФ (Народного фронта) направляется «теневым» штабом — идеологами еврейского нацизма и сионизма» ... А чтобы сократить число тех, кто готов голосовать за решительные перемены, тиражируется обращение от анонимных «радикалов», которые призывают к бойкоту, потому что Народный фронт «не достаточно прогрессивен»

Но все эти ухищрения не помогают. Я узнаю, что рядом собираются строить мусороперерабатывающий и шинный заводы, — тогда я пишу обращение к городским властям с протестом против строительства и начинаю день за днем обходить дома своего участка. Квартира за квартирой, я собираю подписи под протестом и заодно знакомлюсь со своими избирателями. Думаю, что именно это помогает мне получить доверие и большой перевес по голосам (заводы, как я и обещал, там построены не были). Народ идет голосовать, и мы побеждаем. Я получаю мандат.

Что было дальше?

Чубайс и другие политики в Ленинграде и России

На трибуне Ленсовета Анатолий Чубайс. Он говорит:

Мы, 300 с лишним депутатов горсовета, внимательно слушаем стоящего на трибуне молодого рыжеволосого человека. Перед ним не было скрупулезно составленной речи, он не читал по бумажке слово за словом, как это делали советские функционеры. Поглядывая в листочки с тезисами, на ходу подыскивая слова, он развернул перед нами масштабную панораму предстоящей стройки, а поскольку ожидалось сопротивление, то и боя ... Из прозвучавшего возникало представление о том, что названные пути уже избраны руководством страны. На самом деле это было не так. В правительстве, в окружении Горбачева еще продолжалась борьба. Это не было столкновением идеологий, скорее, это бьшо противоетояние тех, кто не хотел рисковать, и тех, кто был готов к риску необходимых перемен. В своем выступлении Чубайс пошел дальше, чем Горбачев: он честно обозначил безработицу, рост цен и появление разрыва между бедными и богатыми — как неизбежное зло, которое будет сопутствовать экономической реформе. Верил ли он в ТО, что> мы сможем справиться с этими бедами за несколько месяцев, как это происходило в Польше? Наверное — да. Мы все верили тогда в то, что разум и добрая воля свободных людей могут разгрести любые завалы. Несоразмеримость проблем маленькой Польши и гигантской распадающейся империи была невидна.

А новой команде реформаторов, от имени которых тогда и выступал Анатолий Чубайс в Ленсовете, нужна была поддержка, ведь правительство Рыжкова саботировало реформу.

Конечно, сказанное вызвало немало вопросов. Более всего меня тревожило то, что в дефицитном госбюджете вряд ли найдутся гигантские средства, которые нужны для социальной защиты тех, кто потеряет работу. А от допечатанных на эти нужды миллиардов «деревянных» рублей взлетят цены ...

Чубайс еще не знает, что его и Гайдара вскоре назовут авторами «шоковой терапию», что его имя, благодаря стараниям врагов и тупости обывателей, станет олицетворением всех российских бед следующего десятилетия ...

Много позже, ожесточившись в своих убеждениях, он с горечью будет говорить: «В то время я не вполне понимал, какую цену нам придется заплатить. Я недооценил то глубокое чувство несправедяивости, которое зародилось в людях.

Но тут же упрямо скажет:

— Нам приходилось выбирать между бандитским коммунизмом и бандитским капитализмом ... Мои противники говорят, что приватизация провалилась, что она была направлена против интересов людей. Но я делал это не ради людей моего поколения, я делал это ради наших детей. Я убежден, что через одно-два поколения люди взглянут на нас иначе, и чувство несправедливости у тех, кто придет за нами, исчезнет».

Среди сотен сидевших на первой сессии Ленсовета первого и последнего демократического призыва были разные люди. Выслушав сообщение А. Чубайса, кто-то молол вздор, кто-то уже шел в рабочие группы по детализации программы, другие, оставив глобальные затеи, пытались решать насущные городские проблемы. Помню я и бывшего главу горисполкома коммуниста Ходырева. Сидя на последнем ряду, поигрывая литым золотым браслетом, он задумчиво усмехался. Такие, как он, уже ломали голову над тем, как вписаться в процессы приватизации ...

А вскоре и я первый раз вышел на трибуну Ленсовета. Еще работая в оргкомитете l-й сессии, а потом и в Президиуме Совета, я предлагаю включить в состав постоянных органов комиссию, которая возьмет на себя заботу о конкретных людях, чьи права и законные интересы будут нарушаться органами власти. Теперь, когда предложения по структурам утверждаются на общем заседании, я стою на трибуне Большого зала Ленсовета и убеждаю своих коллег-депутатов в необходимости Комиссии по правам человека. Виктор Дроздов, депутат и морской офицер, спрашивает меня: «А где граница прав человека?» Не задумываясь, отвечаю: «Ваше право кончается там, где начинается право другого человека ... »

Зал голосует. Первая в истории России пусть маленькая, только городская, но государственная структура по защите прав человека — создана ...

Но это лишь начало. Разложившаяся, нищая империя на грани голода и гражданской войны. Как выбираться из кризиса, как остановить падение в пропасть? Аналогов — нет.

Сравнить, воспользоваться чьим-то опытом? Но в таком положении еще никто не был. Придется искать и рисковать, изобретать и строить на ходу. Ленсовет был хорошей школой работы с людьми разных убеждений, разного интеллекта и нравственного облика. При этом долгое время нам удавалось держаться на уровне тех процедур, того рабочего регламента, который сохранял равенство всех депутатов. Неукоснительное обсуждение всех документов зачастую откладывало те решения, которые требовали оперативной реакции. Но до кулуарных сговоров и аппаратных игр еще далеко. Как и до танков, идущих на Питер, чтобы распустить наш маленький парламент ...

 

Конец советской власти. Последующие события

Если мой читатель окажется терпелив и доберется до конца этой книги, то ему станет ясно, что в своем рассказе я весьма скупо проговорил процессы своего личного, душевного бытия и моя пунктиром очерченная личная жизнь осталась за пределами текста. Это так, я действительно не стал ее препарировать, поскольку не считаю это нужным. Могу лишь сказать, что во многом моя жизнь бьша ответом на предложенные обстоятельства. Я не строил далеко идуших планов и не всегда следовал даже ближайшим, поэтому мне нечего сказать о том, как я «шел к своему триумфу», или о «крушении грандиозных планов» — за отсутствием таковых. Да, сменялись ближние ориентиры в ранней молодости я предполагал, что стану и останусь художником, позже жизнь увеламеня в гражданскую борьбу. Если у меня возникала возможность сделать то, что я считал полезным для людей или для страны — делал. В этом не было ничего особенного, просто — естественное условие сохранения себя, своей души. Я шел потому, что должен был идти — застревал, буксовал, находил новые дороги, проваливался в ямы, отлеживался после невзгод, плутал и шел дальше ... Меня вела логика характера (то, о чем писала В. Фигнер) и внутреннее, душевное влечение. А в пути я встречал зверей и людей, пытался их понять и вызвать ответное добро. Даже лагерный опыт не выжег у меня изначального уважения к человеку. Так же, совсем не обольщаясь своими весьма скромными талантами, я никогда не сомневался в самоценности своей далеко не безупречной жизни. Еще мне хотелось и казалось естественным, чтобы меня — любили.

Я и сегодня не знаю, куда шел, быть может, к полноте внутренней свободы? Или к тому, чтобы сделать шаг, истинное значение которого останется мне неизвестно? Бог знает ... Но что мне действительно ясно, так это то, что мой текст уже выходит за удобочитаемый книжный объем.

Попытавшись охватить панораму нашей жизни в 20 веке, я лишь подступил ко времени, быть может, еще более интересному. Впереди те события, те «минуты роковые», что радикально изменили нашу жизнь.

Первые свободные выборы в местные Советы, на съезд народных депутатов РСФСР, выталкивают общество за пределы наезженной колеи. Законодательная власть уже не называется, а становится таковой. Борьба за выбор пути, власть и место под солнцем выходит из кабинетов Лубянки и Кремля на улицу. Народ вмешивается в свою судьбу.

Особенность российского Исхода в том, что он начался с неожиданно быстрого и радикального изменения государственного строя. Государственный капитализм с фантастической легкостью приобрел черты буржуазного общества, рыночной экономики, демократической формы самоуправления. Это обольстило тех, кто счел, что наработанные пятисотлетним рабством общественные и человеческие отношения могут приобрести иное качество за несколько лет. Увы, так не бывает.

В начале прошлого, 20 века отставшая от мировых процессов Россия рухнула в средневековую жестокость и фанатизм.

Но и там, на самом дне — продолжалась яростная и молчаливая, открытая и тайная борьба человеческого духа за свою свободу.

В старину говорили — не стоит село без праведника.

Речь не о святости, а о праведности, о следовании нравственным заветам, о доброте и участии ... Вот их-то — рядовых тружеников духа — земля наша рождала несмотря ни на что. Не почетные звания, не начетничество и дипломы отличали этих людей, а совесть, которая заставляла врача и сельского батюшку, офицера и крестьянина, ученого и рабочего жить не по лжи, отказываться от компромиссов и привилегий, в нищете и унижениях лечить и учить детей, прививать им культуру и человеческое достоинство.

Это не только всемирно известные нобелиаты, это те очкарики, что отказавшись от «брони», шли защищать Родину от гитлеровского нашествия.

Это те, кто тайком, от руки переписывал «Архипелаг ... », чтобы сохранить и передать нам слово правды.

Это настоящие интеллигенты — те, кто разумом или сердцем диагностировали жизнь и помогали своему народу. ..

Это миллионы матерей теплом бескорыстной любви спасавшие близких от ожесточения и безверия.

Это тысячи шедших в неволю политзеков, это творцы и ученые, встававшие против лжи и насилия.

Да, их — сопереживавших чужой боли, на фоне неоглядной тьмы оболваненных и замордованных, калечивших себя и послушно казнивших других, бьmо немного. Но их хватило, чтобы как только появилась надежда на свободу, как только в августе 1991 года ее снова попытались отнять — подняться на баррикады не только в Москве.

Впереди нас еще ожидало несколько лет разрухи, беспредела, спровоцированного войной и спецслужбами террора, манипуляций общественным сознанием. Впереди — установление чиновничьей монополии на власть и собственность.

Значит ли это, что все напрасно? Нет. Библейскому Моисею понадобилось сорок лет, чтобы привести свой народ в ту землю, дойти до которой можно было и за полгода.

Говорят, что долгий путь был нужен ему, чтобы вернулось домой только третье, выросшее на воле поколение.

Что ж — новые поколения идут нам на смену. И, при всей горечи от происходящего в новом веке, я не теряю уверенности в том, что у свободной России есть будущее.

А чтобы идущие за нами знали те камни преткновения, те ловушки и соблазны, которые мы встретили на пороге нового века, я буду продолжать свой рассказ.

12 лет моей работы сначала в городском, а потом и российском Парламенте 3-х созывов — это не только бесконечные заседания, юридические споры и кропотливая работа в Комитете по законодательству. Это руководство Подкомитетом по правам человека, через который прошли обращения более 30 тысяч людей. Это рутинная и упорная борьба за тех, кто попал в шестеренки государства. Это помощь, которую удалось оказать лишь каждому второму. .. Но это еще и жизнь за стенами Парламента. Это события, свидетелем и участником которых я был:

1990 год. Чиновничий саботаж. Невский проспект перегорожен баррикадой. Ее построили курильщики, убедившись в том, что в магазинах нет ни папирос, ни сигарет. С депутатской книжечкой в руке я бегу навстречу отряду милиции, чтобы остановить разгон и побоище ...

1991 год. Путч. Мой тесть, член Верховного Совета РСФСР Михаил Молоствов среди защитников Парламента. На Питер идут танки, они уже под Лугой ... Площадь перед Мариинским дворцом заполнена молодежью, мы строим баррикады, а для танков готовы бутылки с бензином ...

Победа! Вместе с организатором Фонда помощи бездомным «Ночлежка» Валерием Соколовым я опечатываю гнездилище большевизма — Смольный, а на следующий день Игорь Сошников, Виктория Работнова и Володя Славнейшев спускают с его флагштока кровавое полотнище и поднимают российский флаг.

1992 год. Свободные цены. Указ Президента о приватизации предприятий путем раздачи ваучеров отменяет закон о запрете на их перепродажу. Большинство людей тут же отдает их жуликам за обещание высоких дивидендов или продает за бутылку водки ... Надежды на то, что собственниками предприятий станут эффективные менеджеры, не оправдываются ... Отставка Е. Гайдара.

Вымывание демократов из Верховного совета, его реакционное перерождение.

1993 год ... Хасбулатов, Руцкой, большинство красных депутатов — все остервенело воюют с Президентом. Референдум — да-да-нет-да.

Указ Ельцина о роспуске Парламента. Выстрелы из Белого дома, ответный огонь. Оставив погибать пришедших на их защиту людей, оттуда сбегают все депутаты-оппозиционеры.

Выборы в Государственную Думу. Я получаю мандат депутата по округу от Питера. Партия «Выбор России».

Неожиданный успех Жириновского, собравшего протестные голоса низовых слоев общества.

1994 год. Вывод советских войск из Германии, торговля оружием на Кавказе, московско-чеченские аферы с «авизо», противодействие политическим реформам.

1995 год. Война в Чечне. Буденновск. Осада захваченной террористами больницы. Депутаты Ковалев, Курочкин и Рыбаков по поручению Правительства едут в горящее здание. В обмен на то, что мы остаемся заложниками, ш. Басаев выпускает из плена всех новорожденных детей и их мам ...

Подписано соглашение о прекращении войны, но она продолжается ...

Залоговые аукционы. Класс олигархов.

1996 год. Призрак коммунизма снова над Россией.

Благодаря А. Чубайсу Б. Ельцин сохраняет свой пост.

Мои переговоры с А. Масхадовым и другими по обмену пленными.

Убийство президента Чеченской республики Д. Дудаева.

Чеченские отряды штурмом возвращают себе город Грозный, А. Лебедь подписывает соглашение о прекращении войны.

1997 год. Вступил в силу новый Уголовный кодекс РФ. Падение сбора налогов. Реконструкция бюджета.

1998 год. Финансовый кризис. Крах системы ГКО.

Чехарда с премьер-министрами. Безуспешные попытки объединения демократов. Гибель депутата Галины Старовойтовой.

1999 год. В Москве и других городах — теракты. Несмотря на то, что в Рязани закладка взрывчатки была проведена российскими спецслужбами, виновниками взрывов называют чеченцев. Обыватель уже мечтает о «сильной руке». Известный еще по Питеру полковник КГБ — глава Правительства... На праздновании «Дня чекиста» с трибуны в штаб-квартире ФСБ В. Путин, улыбаясь, говорит: «Докладываю вам, что группа сотрудников ФСБ, направленная для работы «под прикрытнем. в Правительство, на первом этапе со своими задачами справляется ... »

2000 год. Уход Ельцина. Новая чеченская война и свертывание гражданских свобод.

2001 год — «Союз правых сил» послушно следует за курсом Правительства. Я вынужден выйти из партии и фракции СПС.

2002 год. Лондон. Б. Березовский предлагает Сергею Юшенкову финансирование радикально-оппозиционной, либеральной партии. Он считает, что под ее знаменами должны объединиться демократы и националпатриоты. Я отказываюсь, считая союз либералов и националистов заведомо порочным.

2003 год. «Норд-Ост», уничтожение усыплённых террористов, смерть 130 заложников.

Гибель депутатов Юрия Щекочихина, Володи Головлева и Сергея Юшенкова. Выборы в Думу 4-го созыва, неравный бой и провал демократических партий.

А еще — битвы бульдогов под кремлевскими коврами, рвущиеся к полноте власти чиновники, чекисты и валютные миллионеры из «Единой России». Неонацизм и его покровители. Убийство Анны Политковской. Безмолвие своего народа и «подсевшего на газовую иглу» Запада ... Наши надежды и разочарования, горький опыт дикого капитализма, который мы могли пройти еще в прошлом веке, осознание неспешности глубинных, идущих в мире процессов — все это впереди и ... позади.

Но об этом — даст Бог, в следующей книге ...

Ленсовет. Санкт-Петербургский горсовет. Ленсовет-XXI 35 лет спустя. Политика. История. Философия. Депутаты. Демократия. Либерализм. Ленсовет. Санкт-Петербургский горсовет. Lensovet. St. Petersburg City Council. Lensovet-XXI 35 years later. Politics. History. Philosophy. Lensovet. St. Petersburg City Council.